Усложнение мышления и мировосприятия по мере мировоззренческого взросления не может не отражаться на коммуникациях и на символах, через которые люди выражают себя, свои мысли и чувства. И в этом смысле даже беглый взгляд на используемую лексику и лингвистические паттерны может очень многое сказать о мировосприятии и культуре: внутренний мир, выплескиваясь наружу, неминуемо отпечатывается во внешних символах, облекаемых в его величество Слово.
В принципе, вполне логично, что по мере взросления мышления и язык становится все более сложным (комплексным), и даже слова становятся длиннее: начиная с коротких базово-бежевых "вода", "еда", "тепло", "сон", "голод", приходим ко все более навороченным "холистический", "биопсихосоциальный", "трансперсональный" и т.п. Конечно, в идее о корреляции мировоззренческой зрелости и длины слов есть доля шутки – но, пожалуй, лишь только доля. Тут, правда, напрашивается слегка провокационный вопрос о том, как в этом контексте трактовать обилие длинных слов в некоторых языках – например, в немецком и исландском? ;) И, хоть там включаются уже другие факторы, связанные с особенностями формирования языка и его структуры – но это тоже не менее интересный вопрос для исследования.
Да и вообще, тот язык, который генерирует больше всего новых слов – по идее, именно этот язык репрезентует наиболее продвинутую в эволюционном плане культуру (с наибольшим количеством представителей, пользующихся этим языком, и наибольшим количеством инноваций).
Таким образом, количество генерируемых и "экспортируемых" слов может быть довольно информативным индикатором развитости той или иной культурной общности.
С другой стороны, массовый "импорт" чужих слов тоже о чем-то - да говорит.
Например, взять украинский или русский язык. Если вплоть до синего (здесь и далее для обозначения стадий развития используются цветовые маркеры Спиральной Динамики) включительно преобладает лексика преимущественно аутентичная или успевшая полностью ассимилироваться и потому субъективно уже не воспринимаемая как явные заимствования – то начиная с оранжевого можно услышать все больше очевидных свежих заимствований (вот эти вот все "инновации", "инвестиции", "технологии", "прогресс", "бизнесы" да "джинсы" с "компьютерами"). И чем выше мы забираемся – тем больше всех этих "эмпатий", "коучингов", "холистического интегрализма" да прочих "пирингов" с "шерингами", которые мы уже даже не пытаемся переводить и открыто используем в речи на родном языке откровенно иностранные слова.
Собственно, это вполне коррелирует с уровнем развития общества: если первые четыре стадии мы еще с горем пополам освоили (пусть и в совершенно нездоровой вариации – особенно в части синего) – то до оранжевого мира мы (на уровне общества) все никак не можем дорасти.
При этом все же важно помнить, что заимствования были всегда – просто дооранжевая лексика была перенята достаточно давно и мы к ней уже успели привыкнуть и потому воспринимаем как свою.
А вот новые слова мы вполне закономерно сами практически не рождаем: сейчас они к нам приходят в основном из западного мира – например, Кремниевой Долины и прочих наиболее ярких аватаров прогресса – на том языке, на котором там в основном общаются. Хотя – не исключено, что скоро придется учить иероглифы. ;)
С другой стороны, в "импорте" чужих слов тоже ведь нет ничего плохого: на пути прогресса открыться миру и активно учиться у тех, кто уже прошел этот путь, все-таки куда разумнее, чем изобретать велосипеды самостоятельно. В таком случае поток иностранных слов в некотором смысле является следствием информационной открытости и включенности в международные коммуникации (это куда лучше железного занавеса и "варения в собственном соку").
Сам по себе "импорт" иностранных слов – это не плохо; "плохость" кроется в причинах, которые в конечном итоге привели к "негативному сальдо лингвистического баланса", ведь это говорит о нашей неспособности генерировать и транслировать новые значимые смыслы.
Тут, конечно, не стоит сбрасывать со счетов неимоверный скачек развития коммуникаций, интенсификацию информационного обмена и глобализацию, буквально преобразившие саму суть коммуникационного взаимодействия между людьми в современном мире – у наших предков просто физически не было таких возможностей, а это ведь также не может не отражаться на характере и интенсивности языковых заимствований – как с точки зрения пространственно-географических параметров с буквально стертым в последнее время понятием "расстояний", так и в части скорости распространения.
А еще, по мере продвижения вверх по спирали вертикального развития сознания, особенно на "верхних этажах", характеризуемых второпорядковым мышлением, все сложнее становится облекать мысли в слова: экспоненциально возрастающая глубина мироощущения и соответствующих ему мыслеформ безжалостно разбивается о плоскую поверхностность слов… Все больше хочется просто ощущать и присутствовать. А слова кажутся чем-то примитивным и до кощунственности искусственным, что ли… Назойливым шумом, нарушающим Мудрую Тишину…
Есть взгляд на структуру гуа китайской "Книги Перемен", состоящий в том, что нижний уровень гуа олицетворяет ощущения, второй – чувства, третий – образы, четвертый – смыслы, пятый – понятия, и шестой, - верхний, – мысли.
Мне кажется, по мере взросления мы так и шагали по тропе эволюции: сначала через ощущения, потом чувства, потом образы, потом смыслы, потом понятия, потом мысли… Но далее оказалось, что мысли и слова – это тоже всего лишь врЕменные игрушки для ума, которые, отыграв ключевую роль на определенном этапе, вполне могут утратить свою значимость в будущем. И мы снова возвращаемся к ощущениям, чувствам, образам… и проходим их по второму кругу – но теперь уже на более высоком уровне, с высоты не просто их проживания, но еще и ранее недоступного навыка - рефлексии.
С другой стороны, вполне логично предположить, что, скажем, "бирюзового" языка пока что не существует – он просто еще не создан. Языки (лексика) ведь рождаются как инструмент массовой коммуникации большого количества людей. А у нас еще попросту нет количества бирюзовых людей, достаточного для рождения языка (лексики), способного отразить и выразить глубину бирюзового мышления.
Впрочем – совершенно не факт, что такая лексика обязательно должна возникнуть. Останутся ли слова основным инструментом информативной коммуникации, или уступят место другим, более продвинутым каналам? Время покажет.
Стремление все усложнять до крайности часто является всего лишь неуклюжей попыткой завуалировать глупость и невежество. Мудрость же как правило предпочитает облачаться в скромные одеяния предельной простоты.
Поэтому закончить хочется словами, казалось бы, незамысловатой детской песенки, за мнимой простотой и незатейливостью которой сложно не заметить игриво затаившихся между строк Мудрость и Глубину:
A wise
old owl sat in an oak.
The
more he saw – the less he spoke.
The
less he spoke - the more he heard.
Why
aren’t we all like that wise old bird? *
*
В
дуплі на дереві стара сова сиділа.
Чим
більше бачила - тим менше говорила.
Чим
менше говорила - більше чула.
Якби
ж ми всі як мудра птаха були!
(недослівний творчий переклад
Я.Яковенка)
